«Я горец. Я аварец. Не пророк». Почему вы должны знать поэта Магомеда Ахмедова

13 ноября — день рождения поэта Магомеда Ахмедова, и сегодня мы вспоминаем его жизнь и наследие вместе с сыном, публицистом Мурадом Ахмедовым
Магомед Ахмедов вошел в литературу как поэт, переводчик и исследователь языка, для которого слово было не просто средством выражения, но основой духовной реальности. Народный поэт Дагестана, лауреат крупных российских премий, он писал о человеке, родной земле и духовных ценностях в меняющемся мире. В день его 70-летия мы обращаемся к памяти о нем — и к голосу того, кто знал его ближе всех.
О детских воспоминаниях

 — Дом, где я провел детство, и домом назвать трудно. Скорее это была литературная гостиная, где собирались поэты, художники, публицисты — будто это не жилище, а редакция. Быт отцу был настолько чужд, что я не знаю, как он вообще прожил в этом мире, будучи таким непрактичным человеком: все материальное существовало будто бы помимо него. У нас даже цветного телевизора не было. Отец пренебрегал всеми этими бытовыми излишествами, каким-то комфортом. Зато у нас была прекрасная библиотека. И я еще, даже будучи не в состоянии осилить эти грандиозные тома, их авторов знал наизусть, потому что первое, что я видел, когда просыпался, — это корешки книг Альберто Моравиа, Рюноскэ Акутагавы, Олдоса Хаксли, Уильяма Фолкнера и других писателей. Отец по-хорошему болел литературой. Он был одержим словом, почитал его как святыню. Когда подходил к книжной полке, буквально залипал взглядом на книгах, как магнит на металле. Для него иных ценностей, кроме духовных и литературных, просто не существовало. Когда я приходил из школы, первым делом слышал о Блоке, о Цветаевой, о Серебряном веке, о том, как здорово переведена новая строчка Расула Гамзатова, как она музыкально звучит.

О начале пути
 

— Отец родился в семье простых горцев. Его родители почти не знали русского. Но с юности он полюбил литературу, и аварскую, и русскую. Как-то мой дедушка Ахмед, который был чабаном, поручил отцу пасти свою отару овец. Юный Магомед зачитался очередной книгой под камнем, и вся отара разбрелась по скалам. И вот пришел дед, с досадой посмотрел на сына и сказал: «Ну хоть книгу тебе можно доверить». Так он и пронес книгу через всю свою жизнь. Отец вошел в аварскую литературу в 14 лет — босоногим аульским мальчишкой — и сразу со взрослыми стихами о горном туре, подстреленном охотником и стремящемся умереть на вершине. Отец сравнил охотника, стреляющего в этот символ свободы и величия, с убийцей классика нашей литературы Махмуда из Кахаб-Росо, целящегося в красоту и талант. Это стихотворение стало популярной аварской песней и эпиграфом к поэтической судьбе отца.

О творческом процессе

 — Отец работал в основном ночью, у него даже одна из книг называется «Ночные письма». К себе он был строг. Как-то прихожу к нему и вижу, что старая рукопись вся перечеркнута — отец убирал лишние, на его взгляд, четверостишия. Он учил меня воспитывать в себе внутреннего цензора. Поэзия была для него светоносным служением и кровеносной системой его мировоззрения, он любил повторять, что это высшая форма существования языка. Отец смотрел на мир совершенно по-иному. Мне иногда казалось, что он ощущает его не как место, где мы живем, а как брата, с которым можно вести диалог. Время творческой зрелости пришлось на 90-е — годы тяжелых испытаний для страны. Все рушилось, но отец не сдался, продолжил писать. У него есть цикл на эту тему «Колокола времени». Когда художественное слово и литература оказались на задворках эпохи, отец утверждал, что это не повод отворачиваться от них. Нужно читать хорошие стихи, хорошую прозу, уметь получать удовольствие от осмысленного чтения и творчества. 

О силе примера 

— Магомед Ахмедов призывал защищать правду, прощать недомыслие и держаться собственного пути. В его поэзии не было угодничества. Отец был народным трибуном. У него есть поэма «Глашатай». Раньше в аулах самые голосистые сельчане с возвышенности сообщали землякам о важнейших событиях и новостях. Таким глашатаем был один из предков отца, суждено было им стать и ему самому, в поэзии и в общественной жизни. Отец учил, что основополагающей в цепочке духовной преемственности является сила примера. Если в семье культ слова, культ мысли, культ литературы, культ духовности, то и плоды будут соответствующие. Необходимо стремление к идеалу, к абсолюту. И в этом плане очень важны примеры и авторитеты, поэтому мы и проводим юбилеи писателей, поэтому мы вспоминаем великих людей.

О родном Дагестане
 

— Отец регулярно ездил в родное село, посещал все значимые мероприятия, праздники. Аул Гонода в Гунибском районе Дагестана — это, конечно, его любимое место на Кавказе, его место силы. Берега Аварского Койсу, подножье величественной Седло-горы, где теперь он обрел вечный покой. Дагестан — это уникальное место, отец всегда об этом говорил. Такого богатства и многообразия культур, пожалуй, нет нигде — обилие традиций, языков, исторических векторов. Словно мы сидим на огромном сундуке с сокровищами: достаточно лишь время от времени в него заглядывать и хотя бы протирать пыль с этих самоцветов, восстанавливая осыпавшуюся местами филигрань.

О русской литературе и наставниках

— Отец стремился поделиться богатством российского литературного пространства с дагестанским читателем. В русскую литературу он был влюблен с детства. Я иногда шучу, что поэт он аварский, а писатель русский. Родной язык был для него и инструментом самовыражения, и естественным океаном бытия, где рождались его поэтические штормы и штили. А русский был небом, которое давало полет мыслям и открывало горизонты для воображения. Больше всех, пожалуй, отец любил Блока, высоко ценил Толстого. Между двумя этими гигантами — утонченным поэтом и масштабным мыслителем — выстроилась вся канва его мировоззрения. В родной литературе Магомед Ахмедов был безусловным учеником великого Расула Гамзатова, не подражал ему, но продолжал его традиции. Книга нашего великого аварского мыслителя и поэта Алигаджи из Инхо «Море мудрости», «Исповедь о жизни» Толстого и томик Блока всегда были на столе отца, даже в больнице перед самым уходом. 

О Расуле Гамзатове и друзьях 

— Расул Гамзатов говорил: «Магомед Ахмедов считает меня своим учителем. Не знаю, насколько он доволен своим учителем, но учеником своим я доволен». Их связывала настоящая дружба, человеческая и творческая. Практически все подстрочные переводы стихов Гамзатова, сделанные в 80-е и 90-е, — это работа моего отца. Гамзатов доверял это важное дело только ему. Возглавить писательскую организацию Дагестана после того, как полвека ею руководил прославленный на весь мир поэт, было делом непростым, но коллеги отца отмечают, что он достойно справился с этой миссией. Отца связывала крепкая дружба и с выдающимся аварским поэтом Омаргаджи Шахтамановым, его мнение он очень высоко ценил. Часто советовался со своими переводчиками Александром Еременко, Сергеем Васильевым, Николаем Рачковым, Анатолием Аврутиным. Произведения отца выходили, причем даже отдельными книгами, на казахском, якутском, татарском, башкирском, калмыцком и многих других языках России и СНГ, а о его творчестве высоко отзывались Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Валентин Распутин, Татьяна Доронина, Андрей Дементьев, Тимур Пулатов, Василий Белов, Александр Проханов, Юрий Поляков, Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов, Фазу Алиева и многие другие.

При открытом в Дагестане десять лет назад первом в России Театре поэзии, художественным руководителем которого стал отец, он основал поэтический семинар, который сам вел и который сейчас носит его имя. Там он внедрил принцип работы Литературного института, о годах учебы в котором всегда вспоминал с благодарностью и ностальгией. И, как мне кажется, нам еще предстоит оценить его вклад в литературу — собственно говоря, как и любого крупного поэта, большое ведь видится на расстоянии. Как публицист он создал портреты коллег из прошлого и настоящего, осмысливая их творческий и жизненный путь: Александр Пушкин, Фазиль Искандер, Коста Хетагуров, Гамзат Цадаса. То есть для него не было границ каких-то в литературе. Он осознавал литературный мир как единое братское пространство.

 О мосте между культурами

 — Отец перевел много классиков русской литературы на аварский: Сергея Есенина, например, Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, многих национальных поэтов, своих современников — якутских, чувашских, татарских, башкирских. Он вел и активную общественную работу, был делегатом на международном поэтическом конгрессе во Вьетнаме, встречался с президентом этой страны. В Палестине он вместе с крупными русскими писателями посетил места обстрелов палестинских поселений и встретился с руководством автономии. Позже глава государства Махмуд Аббас за цикл стихов о Палестине наградил его высшим орденом этой страны за заслуги в культуре и искусстве. 

О творческом наследии

— Отец говорил: мне не нужно славы и почестей, достаточно, если меня запомнят хорошим человеком. Он сильно переживал за судьбу родного языка, по-аварски «рахьдал мацI», что буквально переводится как «язык материнского молока». Стремительную утрату горцами языка он считал своей личной трагедией. Последняя его книга, вышедшая буквально за месяцы до ухода, называется «Стихи, поднятые по тревоге». Он очень остро чувствовал время, и в центре его творческих поисков всегда находилась судьба самобытной кавказской культуры посреди хаоса цифрового безумия нового века. В своем последнем, к сожалению, интервью, уже будучи тяжело больным, отец сказал: если сейчас появится молодой человек, пишущий на национальном языке, достойный уровня поэзии Расула Гамзатова, его просто никто не заметит. Конечно, отец сгустил краски. Надежда есть, хотя потребительское общество навязало очень много примитивного в нашей жизни. Приходят новые вызовы, и человеку надо быть готовым к ним, готовым чего-то добиться вопреки обстоятельствам. А поэты должны быть здесь в авангарде. Примеры у нас, слава богу, есть, и я рад, что отец — один из них.
Источник: https://etokavkaz.ru/kultura/ya-goretc-ya-avaretc-ne-prorok-pochemu-vy-dolzhny-znat-poeta-magomeda-akhmedova